Пожарная охрана Кубани (Краснодарский край): очерки в истории

Часть I

Зарождение пожарного дела в Екатеринодаре (1793 – 1825)

Очерки истории пожарной охраны Кубани. Опасность возникновения пожаров как в России в целом, так и в Краснодарском крае в частности, остаётся актуальной проблемой. О том, как осуществлялась профилактика пожарной безопасности и борьба с огнём в старину на Кубани, повествуется в серии очерков.

Сформированное атаманом Сидором Белым казачье войско из бывших запорожцев Сечи и названное 20 апреля 1787 г. «Войском верных казаков Черноморских» за успехи в русско-турецкой войне, а в декабре 1788 г. переименованное в «Ея Императорского Величества Войско верных Черноморских казаков», по «жалованной грамоте» Екатерины II от 30 июня 1792 г. получило «в вечное владение состоящий в области Таврической остров Фанагория со всею землею, лежащею по правую сторону реки Кубани от устья ее к Усть-Лабинскому редуту… чтобы с одной стороны река Кубань, а с другой же Азовское море до Ейского городка служила границею войсковой земли». Задачами Черноморского войска являлись «бдение и стража пограничная от набегов народов закубанских».

Переселение основной массы черноморцев на Кубань происходило в 1792‒1793 гг. несколькими партиями. Во второй половине 1793 г., после ряда согласований, началось строительство Екатеринодара.

Важнейшим шагом на пути создания административно-управленческих органов стало принятие 1 января 1794 г. «Порядка общей пользы» – нормативного акта, регламентирующего управление, расселение и землепользование в Черноморском казачьем войске (ЧКВ). В нем, в частности, закреплялись название и статус Екатеринодара – столицы Черномории, где располагалась резиденция Войскового правительства, «управляющее войском на точном и непоколебимом основании всероссийских законов», в составе: атамана, войскового судьи и войскового писаря. Помимо этого, вся территория Черномории, для «заведения и утверждения благоустройного порядка», была разделена на пять округов, во главе с окружными правлениями – Екатеринодарское, Фанагорийское, Бейсугское, Ейское и Григорьевское. Эти административно-территориальные образования представляли собой своего рода земскую полицию.

В состав окружного правления входили: полковник, писарь, есаул и хорунжий. Обязанности окружных правлений Черномории были сходны с обязанностями сельской полиции Российской империи, причем они были закреплены в специальных инструкциях, отраженных в «Наставлении из войскового Черноморского правительства» 1794 г. Помимо прочих направлений деятельности, окружные правления отвечали и за борьбу с пожарами в своем округе. За это, в частности, отвечал войсковой есаул, которому предписывалось: «Иметь попечение в ведомстве его, дабы наблюдаема была по улицам и дворам чистота и предосторожность от пожара; а ежели где случится пожар, то обязан всяк живущий с определенным к тому инструментом спешить на то место, где пожар случится, и всячески стараться утушить его, для чего каковы должны быть инструменты и от кого оные исправить даны будут ему в свое время наставления; одно начальное средство способствовать может к предохранению от пожара, ежели всяк хозяин в доме изобиловать будет водою». (В скобках заметим, что «наставления» были даны Войсковым правительством только 3 марта 1795 г. после первого официально зафиксированного пожара, произошедшего в Екатеринодаре 28 февраля 1795 г.).

Надо сказать, что такие меры по пожарной безопасности не выглядели беспочвенными. Осенью 1793 г. был заложен «войсковой град» Екатеринодар «при урочище Карасунском куте», в южной части которого была построена крепость (в настоящее время – территория Краевой детской больницы). Как писал видный кубанский историк и статистик Ф.А. Щербина (История Кубанского Казачьего Войска. В 2-х т. Т. 1. История края. – Екатеринодар, 1910-1913), «в передней части города, к югу против излучины Кубани, была устроена крепость, напоминавшая своею фигурою Запорожскую Сичь. В центре огромного четырехугольника оставлено было место для церкви, а по окраинам в четырех направлениях устроено было 40 куреней (казарм. – авт.) для бездомовой сиромы (бедноты. – авт.) и служивших в строю казаков. …В самом же городе старшина сумела захватить лучшие места, предоставив рядовому казачеству довольствоваться глухими закоулками и топкими окраинами».

Карасунский кут (1773 - 1793). Карта

Карасунский кут (1773 – 1793). Карта

Как застраивался Екатеринодар на первых порах, мы можем узнать из сохранившихся скупых сведений. Так, «Ведомость о живущих в городе Екатеринодаре старшинах и казаках, с означением кто какой художник (вид занятий, ремесла. – авт.) и имеет ли свой дом или нет», составленная 11 ноября 1794 г. первым городничим, поручиком Д.С. Волкорезом, указывает, что на тот период в Екатеринодаре жили 580 человека, из которых 42 – не имели собственного жилья, при том были построены 154 «землянки» (вид глинобитного или саманного жилища, углубленного в землю до половины и более высоты стен), 74 «хаты на версе» (на поверхности земли) и 9 домов (отличались от хат размерами и удобствами). В этой связи Ф.А. Щербина отмечал, что «в короткое время Екатеринодар застроился жилыми строениями, но это были большею частью землянки, а домов или „хат на верси”, как значится в первом статистическом описании Екатеринодара, было очень мало».

По мнению В.В. Бондаря (Войсковой город Екатеринодар. 1793–1867 гг. – Краснодар, 2000), «главным строительным материалом в Карасунском куте первоначально служил лес, заготовка которого в первые месяцы жизни города велась столь интенсивно, что могла привести к полному обезлесению местности». Не случайно, поэтому, 20 марта 1794 г. Войсковое правительство распорядилось о запрете на рубку леса, «кроме самонужнейших хозяйственных необходимостей». В этой связи, в Екатеринодаре возводились, преимущественно, турлучные и саманные жилища, крытые камышом и соломой, что внешне роднило его с куренными селениями Черномории. Традиционные способы возведения подобного рода жилищ были принесены казаками-черноморцами с Украины, где основным строительным материалом в степных и лесостепных районах издавна служила глина. Кроме жилых помещений в казачье подворье входили хозяйственные постройки. Непременной принадлежностью казачьего двора был сарай. Как пишет ветеран пожарной охраны Кубани В.К. Макаренко (Грани огня. – Краснодар, 1998), «военные постройки, курени, мастерские ремесленников, торговцев, дома жителей Екатеринодара с печным отоплением, как правило, крытые соломой и камышом, – были лакомой пищей для огня, создавая постоянную угрозу пожара, чем и была продиктована необходимость создания в городе специальной службы по борьбе с огнем».

И здесь возникает острый дискуссионный вопрос о дате учреждения профессиональной противопожарной службы Кубани. Составители «Летописи пожарной охраны Краснодарского края (1795–2000 гг.)» (Краснодар, 2001) утверждают, что «началом истории пожарного дела на Кубани следует считать 3 марта 1795 года, когда в Екатеринодаре, который в то время только что начал застраиваться, была учреждена пожарная команда». Мы нисколько не сомневаемся, что за обоснование такого утверждение составители «Летописи…» взяли данные из монументального юбилейного труда «Екатеринодар – Краснодар: Два века города в датах, событиях, воспоминаниях…» (Краснодар, 1993), где в разделе за 1795 г. указывается: «3 марта. В Екатеринодаре учреждена пожарная команда. Поводом послужил пожар, случившийся 28 февраля, в результате которого сгорела одна землянка», и далее идет выборочное цитирование архивного документа, со ссылкой на его реквизиты – Государственный архив Краснодарского края. Фонд 250. Опись 1. Дело 24. Листы 208об.–209. Поразительно, но за все время после выхода этой книги (18 лет!) никто не удосужился проверить информацию об указанном факте, и из издания в издание, из книги в книгу стала кочевать дата – 3 марта 1795 г., как день учреждения пожарной команды на Кубани. Не миновал этого заблуждения и выше процитированный, известный кубанский историк В.В. Бондарь, сославшись в своем исследовании на указанный архивный документ, якобы учреждающий «пожарную команду». Мало того, журналист А. Савельев в статье «„Пожарный” юбилей», опубликованной в марте 2010 г., в № 12 еженедельника «Аргументы и факты–Юг», в очередной раз заявил, что «Кубанские пожарные отметили 215 лет со дня создания службы (выделено нами. – авт.). Екатеринодарцам пришлось столкнуться с пожарами сразу же после основания города. 28 февраля (по старому стилю) 1795 года в Екатеринодаре, где в то время было лишь 9 домов, 75 хат и 153 землянки, возник первый пожар. К счастью, потери ограничились одной землянкой. После этого распорядились в каждом курене иметь телегу, с бочкой воды, а с горожан взимать налог – 10 коп. с бедных и 20 коп. с богатых – на покупку пожарного инструмента. Но возгорания происходили редко, и об этом требовании вскоре забыли». Читая подобное, не знаешь, чему больше удивляться: отсутствию достоверной информации о предмете исследования и недобросовестности автора статьи или неубедительной аргументации и попыткой выдать желаемое за действительность. А пассаж о том, что «возгорания происходили редко» и вовсе свидетельствует о поверхностном подходе журналиста к теме. Ниже мы приведем достоверные факты, почерпнутые из архивных источников, опровергающие и это утверждение.

Чтобы установить, наконец, истину, процитируем этот «многострадальный» архивный документ с некоторыми, к делу не относящимися, изъятиями:

«Дневной журнал заседаний Войскового правительства за январскую треть… 1795 года марта 3 дня суббота пополуночи в 8 часу Верного ИМПЕРАТОРСКОГО войска Черноморского Войскового Правительства в присутствие прибыли:

  • Войсковой судья армии Господин полковник и кавалер Антон Андреевич Головатый,
  • Войсковой писарь армии Господин подполковник и кавалер Тимофей Терентьевич Котляревский,
  • Полковник армии Господин секунд-майор Лукин Иванович Тиховский.

СЛУШАЛИ:

…. РАПОРТ Городничего Николая Коротняка, коим прописывает, что истекшего февраля 28 числа ввечеру чрез неосторожность содержащего здесь откуп откупщика Яншина поверенного Змиева сделался пожар и сгорела его землянка. Для утушения такового не имеется в сем городе никаких способов, яко то водовозных бочек, крючья и прочего к тому нужного. Просит, откуда таковые взять, резолюцией его не оставить.

ПРИКАЗАЛИ:

…. Куренным атаманам послать указ и сделать по одной бочке во всяком курене, иметь с водою на телегах к тушению пожара всегда готовых и во время такового всегда употреблять оные на все попоряду куреней, сколько надобность востребует, – а Городничему указом велеть на пожарные инструменты со всех городских жителей, с имущественных – по двадцати подати, а с неимущественных – по десяти подати копеек денег собрать и поделить оные, и Правительству рапортовать. (Подписи А.А. Головатого, Т.Т. Котляревского, Л.И. Тиховского). Протоколом креплены 3 марта, указ послан 10 марта».

Приказ Войскового правительства
Приказ Войскового правительства
Приказ Войскового правительства

Приказ Войскового правительства

Мы не увидели в приказе Войскового правительства никаких распоряжений о создании в Екатеринодаре пожарной команды, а, тем более, об учреждении профессиональной службы. Речь в документе идет лишь о профилактических противопожарных мерах жителей города и куреней, а также о налоге на приобретение «пожарных инструментов». Однако справа от приведенного документа, рядом с решением Черноморского войскового правительства, имеется выполненная каллиграфическим почерком надпись карандашом: «Об устройстве пожарной команды в Екатеринодаре». По всей видимости, кто-то, глубоко и детально не разобравшись в сущности документа, неправильно его истолковав, оставил эту ошибочную надпись, ставшую основанием для последующих публикаций. Мы ещё вернемся к вопросу о датировке организации пожарной команды Екатеринодара и приведем наши соображения и документальные подтверждения о необоснованности считать 1795 г. зарождением службы огнеборцев на Кубани…

Как уже отмечалось, в крепости, откуда брал свое начало Екатеринодар, были расположены 40 куреней (казарм), где жили служилые казаки. Архивные материалы убедительно показывают, что строительство куреней из огнеопасных материалов (камыш, солома и т.д.) на первоначальном этапе истории города неоднократно приносило большие беды черноморцам. Так, 29 августа 1798 г. войсковой есаул Мокий Гулик рапортовал атаману Черноморского казачьего войска Т.Т. Котляревскому: «28 числа часу в первом пополудни в крепости Екатеринодарской загорелся Платнировский курень, от коего по сильно действовавшем ветре в одну минуту пламенем объяты были еще три куреня – Пашковский, Кущевский и Березанский, которые все при личном моем и многих штаб- и обер-офицеров и многочисленного народа бытий и старательств к утушению, со всем хоромным строением, атаманским и казачьим снаряжением обращены в пепел». Причина пожара не была установлена, но не трудно предположить, что таковой явился, так называемый, «человеческий фактор».

Впрочем, в случае установления лица, в результате неосторожных действий которого произошел пожар, наказание было достаточно суровым. Например, 18 марта 1801 г. Черноморская войсковая канцелярия рассмотрела «рапорт Екатеринодарского городничего поручика Малова, коим доносит, что настоящего месяца 16 числа в здешнем редуте (крепости. – авт.) сделался пожар и от того сгорела Джерелиевского куреня изба. …пожар последовал по неосторожности того же куреня казака Калюжного», который в сенях разводил огонь «для варения ужина». Вердикт – 100 ударов плетьми, «в страхе другим».

Случалось и такое, когда с подозреваемого в пожаре снимались обвинения. 5 октября 1801 г. Войсковая канцелярия рассмотрело дело «о случившемся в городе Екатеринодаре в куренях пожара, от коего сгорело пять домов и каморы и прочее в них имущество на сумму 2342 рубля 44 копейки». Поскольку, «якобы причиной сделавшегося пожара» был «14-го Егерского полка фельдфебель Шкурихин», он был подвергнут допросу, в ходе которого «запирался» и «от чего пожар сделался не знает». Других доказательств о причастности Шкурихина к «случившемуся» пожару не было, а пытки в описываемое время уже в уголовном судопроизводстве не практиковались. Свершилось торжество презумпции невиновности в Черноморском казачьем войске! Знамо дело, фельдфебеля отпустили с миром.

Следует сказать, что в начале XIX в. произошло радикальное реформирование административно-полицейского аппарата Черноморского казачьего войска. В соответствии с Грамотой императора Павла I, озаглавленной «Верного НАШЕГО Черноморского войска Атаману, Старшинам и всему войску НАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ милостивое слово» от 16 февраля 1801 г., подтверждалась легитимность «жалованной грамоты» Екатерины II от 30 июня 1792 г. Была образована вместо Войскового правительства – Войсковая канцелярия, в ведении которой должны быть учреждены шесть экспедиций: для дел криминальных, для гражданских и тяжбенных, для казенных, для межевых, для полиции и сыскная. В Грамоте подчеркивалось, что «Войсковая Канцелярия и подчиненные ей Экспедиции как течение дел, так и земское управление должны производить на основании общих узаконений Всероссийской Империи».

4 апреля 1801 г. Войсковая канцелярия учредила шесть экспедиций, одна из которых – Полицейская – отвечала за охрану общественного порядка, в том числе и пожарную безопасность. В ее подчинении находился екатеринодарский городничий. В связи со сложной оперативной обстановкой, сложившейся в Екатеринодаре, 6 мая 1801 г. Войсковая канцелярия учредила полицейскую команду из 12 конных и 12 пеших казаков, «коих нарядить с куреней исправно вооруженных», во главе с полковым хорунжим Шарапом, которому было приказано «быть под ведомством у Екатеринодарского городничего поручика Малова».

Поскольку Екатеринодар неоднократно горел, Полицейская экспедиция запросила 8 июня 1801 г. сведения у городничего: «…4. учрежден ли по кварталам порядок сей, кому с чем при случае пожара на утушение оного бежать; 5. сколько точно при полиции и кварталах состоит пожарных инструментов и бочек с водою, и ежели они есть, то в надлежащей ли исправности». Ответа от Малова, который относился к своим обязанностям спустя рукава, экспедиция не получила, поэтому был назначен новый городничий поручик Харченко, который уже 22 июня жаловался в Войсковую канцелярию, что в виду многообразия возложенных на него обязанностей, он всего исполнить не может, и просил назначить ему помощника; прошение городничего было Канцелярией удовлетворено. 16 июля 1801 г. последовало распоряжение Канцелярии городничему строго следить за тем, чтобы все лавки в Екатеринодаре покрывались от пожара землей, черепицей или гонтами (специальным кровельным материалом). Однако уже 4 сентября 1801 г. произошел грандиозный пожар в Екатеринодарской крепости: «…в 1-ом часу ночи от сильного ветру с Востока, по неосторожности квартирующихся в крепости 14-го Егерского полка шефской роты ведения капитана Полянского егерей, при выступлении их в поход запалили Деревянковский курень, при входе в главные ворота на левой стороне состоящий второй, от коего сгорел состоящий же подле его Уманский, а от сего перебрался вихром огонь на курень, состоящий же при других воротах – Ирклиевский, Незамаевский и Васюринский…». Опять набедокурили служивые из 14-го Егерского полка! В результате пожара был причинен материальный ущерб на сумму более 2 тыс. рублей (огромные по тем временам деньги!). Однако причина пожара не была установлена, и через месяц Войсковое правительство констатировало, что «причтя сие происшествие судьбине, никакого ни с кого взыскания не чинить». От судьбы не уйдешь! Форс-мажорные обстоятельства, по-нынешнему.

Перечисленные выше факты свидетельствуют, что на первоначальном этапе организационного строительства полиции должностные лица фактически самоустранились от наведения порядка в пожарной сфере, несмотря на огромные по тем временам материальные убытки от пожаров, проще говоря – все было пущено на самотёк. Можно только предположить, что это было связано, в первую очередь, со сосредоточением главного внимания на обеспечении безопасности и отражении бесконечных набегов закубанских горцев: в этом виделась главная угроза! Пожарная же составляющая общественной безопасность оставалась на втором плане.

Вступивший на российский престол Александр I Именным указом от 25 февраля 1802 г. «Об устройстве на общих началах Донского, Уральского и Черноморского войск», учредил Черноморское Войсковое правительство в составе: войсковой атаман, два непременных члена, четыре асессора, прокурор и войсковой казначей, не считая канцелярских служителей. Заметим, что в архивных документах, наряду с Черноморским Войсковым правительством, регулярно встречается и его наименование как «Черноморская Войсковая канцелярия», что равнозначно. Вся территория Черномории была разделена на четыре земских сыскных начальств – Екатеринодарское, Бейсугское, Ейское и Таманское, а Григорьевское было упразднено. Эти местные органы самоуправления, имевшие «неограниченную в своем округе власть в отношении повсеместного устройства благочиния порядка», подчинялись непосредственно Войсковому правительству (канцелярии) и руководствовались его распоряжениями. Сами же сыскные начальства рассылали приказы и предписания в низовые звенья, например, сельской полиции, сельским смотрителям и т.д. Так, 30 января 1816 г. Таманское сыскное начальство предписывало смотрителю г. Ейска, «Вашим жителям строго подтвердить, чтобы они имели кроме осторожности от пожаров», не допускать возгораний из-за отопления жилищ: все угли, сажа и т.д. «не были бы оставлены не залитыми водою и за тем в особенности иметь Вам свое наблюдение».

Сфера деятельности сыскных начальств была многогранной – организация розыска преступников и беглых, сбор сведений о родившихся, умерших и «браком сочетавшихся», надзор за порядком и чистотой, содержание дорог и мостов, учёт несчастных случаев и чрезвычайных происшествий, в том числе пожаров. Поскольку не все чиновники сыскных начальств отличались радением, 7 августа 1811 г. в Черноморском казачьем войске была учреждена должность экзекутора для надзора за выполнением земскими сыскными начальствами распоряжений Войскового правительства. Так, вкратце, была выстроена административно-управленческая вертикаль власти в Черномории на первоначальном этапе.

2 сентября 1802 г. войсковой атаман Ф.Я. Бурсак определил состав Полицейской экспедиции: полицмейстер (должность городничего была упразднена), два пристава для уголовных и гражданских дел, экспедитор и повытчик (столоначальник). По постановлению Войскового правительства от 3 сентября 1802 г. в обязанности Полицейской экспедиции вменялось, помимо других полицейских функций, «иметь смотрение, дабы жители города Екатеринодара и промышленники разного звания имели всекрайнейшую осторожность от пожара, в предосторожности которой содержали бы в готовности учрежденные по полицейскому положению на то инструменты и в бочках воду», с предуведомлением – «наипаче обязана».

Особо отметим, что ещё 21 мая 1802 г. в Екатеринодаре была образована штатная пожарная команда в составе урядника и 30-ти казаков для несения караульно-пожарной службы и оказания помощи населению при пожарах. Она находилась в ведении Полицейской экспедиции, однако никаких пожарных инструментов не имела, а, стало быть, реально не могла претендовать на статус профессионального противопожарного подразделения. Каких-либо сведений о её действенном вкладе в процесс становления пожарного дела в городе нами не было обнаружено.

Рассматривая проблемы пожарной охраны в Черномории, необходимо увязать их, на наш взгляд, с политической обстановкой на Кавказе в то время. В 1816 г. генерал от инфантерии А.П. Ермолов был назначен командующим Грузинского (с 1820 г. – Отдельного Кавказского) корпуса. На этом посту он пробыл до 1827 г. и положил начало фактическому вхождению Кавказа в состав России. Судьба прочными узами связала его с кавказским казачеством, наряду с русской армией обеспечивавшим безопасность южных рубежей Российской империи. Яркая, самобытная и противоречивая личность генерала А.П. Ермолова, по-видимому, ещё долгое время будет вызывать споры.

К моменту прибытия А.П. Ермолова в регионе сложилась катастрофическая ситуация. В связи с нехваткой личного состава регулярных войск казаки испытывали невероятную нагрузку при охране границы на Кавказской линии. Гребенское, Терское и другие казачьи войска и полки вынуждены были выставлять на службу ежегодно до 8550 человек. Нелегко приходилось и их соседям – черноморским казакам, которые должны были выставлять 16 тыс. строевых казаков, тогда как в Черномории было всего-то 36 тыс. казаков, включая стариков и малолетних. Причем, казаки должны были нести и другие различные повинности, например, дорожную, постойную, подводную, почтовую и т.д. Естественно, черноморцы не в состоянии были выставлять необходимое количество воинов и полки постоянно недоукомплектовывались. Атаман Черноморского казачьего войска (1816–1827) полковник Г.К. Матвеев, человек слабохарактерный, попал под влияние разбогатевшей казачьей верхушки. В результате военные повинности распределялись неравномерно, наряды на Черноморскую кордонную линию для малосостоятельных черноморцев производились вне очереди; внутренняя служба, более лёгкая, в угоду казачьей старшине была приравнена к службе пограничной. Сам атаман лишь изредка выезжал из Екатеринодара. Глядя на него, и командиры бросали свои полки и кордонную стражу, уезжая хозяйствовать на хутора. Всё это сказывалось на охране границ; черкесы участили нападения на казачьи станицы.

Такая ситуация не могла удовлетворить верховную власть, поэтому 11 апреля 1820 г. последовал Именной указ Александра I «О подчинении Черноморского войска Начальнику Отдельного Грузинского Корпуса и о управлении землями, войску сему принадлежащими, Кавказскому Губернскому Начальству», где, в частности, предписывалось: «По местному положению Черноморского войска Мы признали полезнейшим подчинить оное Начальнику Отдельного Грузинского Корпуса».

Волю императора А.П. Ермолов воспринял без энтузиазма. Как впоследствии он отмечал в своих мемуарах, «задолго прежде искал я средства избавиться от сего войска, ибо известны были мне допущенные в нём беспорядки, расстроенное хозяйство, бестолковое распоряжение Войсковой канцелярии… Сверх того знал я, что само отправление службы производится казаками нерадиво, и закубанцы, делая частые и весьма удачные на земли их набеги, содержат их в большом страхе». В переписке со своим другом – дежурным генералом Главного штаба, ведавшим делами Инспекторского департамента по личному составу армии, генерал-адъютантом А.А. Закревским, А.П. Ермолов высказывается ещё более резче и несдержаннее. Так, в ноябре 1820 г., после апрельского указа императора, командующий кавказскими войсками пишет: «Что за мерзость навалили Вы на меня войско Черноморское? Атаман – дрянь естественная, казаки застращены и загнаны закубанцами, и я не знаю, что с тем делать… Черноморцы трусливы, и тени нет порядка и послушания». В другом письме А.П. Ермолов беспощадно, что называется, рубит с плеча: «Был в войске Черноморском. Непостижимое распутство в сей толпе не войска, но можно сказать бурлаков». Нетрудно предположить, какие страсти кипели в душе А.П. Ермолова, который 19 ноября 1820 г. в приказе атаману Черноморского казачьего войска сообщил, что поручает генерал-майору Войска Донского М.Г. Власову «непосредственное начальство войсками на кордонной страже», а Г.К. Матвееву же оставляет занятия лишь внутри войсковыми хозяйственными делами. Случай в истории казачьих войск Российской империи, пожалуй, беспрецедентный.

Между тем, проведенная М.Г. Власовым ревизия охраны кордона выявила вопиющие нарушения со стороны казаков в несении ими службы. Вместе с тем, как следует из «Указа ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА из Черноморского войска» от 15 апреля 1824 г., «командующий Войском Черноморским» генерал-майор М.Г. Власов по поручениям командующего Кавказском корпусом А.П. Ермолова, «неоднократно проезжал по селениям Войска и весьма хорошо заметил причину, от чего часто в селениях возникают пожары».

Перечислим основные из них:

  • «1-е, некоторые сельские полиции не имеют у себя пожарного инструмента, как то: крючков, рогачей, щитов и бочек для воды;
  • 2-е, некоторые же, хотя имеют бочки, но оные стоят на открытом воздухе безо всякой защиты от дождя и в летнее время от зноя солнечного рассохлись и почти развалились;
  • 3-е, селения не разделены на части или кварталы и от того нет на домах знаков, с коими хозяева их должны высылать от себя человека в случае пожара. Знаков сих не видно даже в самом городе Екатеринодаре;
  • 4-е, в селениях полицейские домы состоят только из одних маленьких избушек весьма не вместительных для всегдашнего пребывания полицейских служителей, и без всяких пристроек, потребных для хранения пожарных инструментов;
  • 5-е, начальники земских сыскных начальств по обязанности своей весьма худо или вовсе не вникают во внутреннее состояние селений и не хотят заботиться о сохранении в них порядка к спокойствию жителей и к общему благу необходимого;
  • 6-е, самые куренные общества не думают улучшить общественное свое состояние…».

Говоря медицинским языком, диагноз был поставлен точный, однако необходимо было назначить и курс лечения, поэтому Войсковая канцелярия предписывала всем земским сыскным начальствам исполнить следующее:

  • «все сельские полиции снабдить определенным количеством пожарных инструментов»;
  • «старые пожарные инструменты исправить и починить»;
  • «все селения разделить на части и кварталы и на каждый дом прибить дощечку с изображением орудия…»;
  • «десятников назначать столько, сколько обширность самого селения потребует»;
  • «полицейские дома построить обширные для чинов и сараи для пожарных инструментов».

Нетрудно заметить, что М.Г. Власов не только вникал в проблемы охраны пограничных рубежей, но и вторгался в сферу «внутреннего состояния селений» атамана черноморцев Г.К. Матвеева. Впрочем, положительного результата в серьезном отношении сельских властей к противопожарным мерам можно было добиться только в системном подходе. Уже 24 сентября 1824 г. последовало распоряжение Войсковой канцелярии о проверке содержания пожарного инструмента. Сельским полициям предписывалось принять все возможные противопожарные меры и осуществлять проверку их исполнения каждую неделю, подтверждалась обязательность наличия в селениях пожарного инструмента, количество которого зависело от числа местных обывателей. Помимо этого, был установлен необходимый минимум инструментов при сельских полициях – 10 бочек с водой на тачках, 10 крючьев, 5 вил и 3 щита. На их обзаведением давался один месяц. 28 июля 1826 г. Войсковая канцелярия запретила топку печей в домах в весеннее и летнее время, а 30 ноября предписала тушить костры, разводимые в поле.

Следует сказать, что с нарушивших противопожарные меры строго взыскивались денежные штрафы. Так, жена казака Ивана Терещенко в сенях дома развела огонь в очаге и своевременно его не загасила, отчего жилище загорелось, и потушить его не удалось даже силами жителей ст. Титаровской. Сыскное начальство подвергло семью штрафу в размере 10 руб. После ходатайства куренного судьи есаула Шанько о снятии наказания в виду крайней бедности казака, был получен ответ из сыскного начальства: «Если деньги доставлены не будут, то начальство сие взыскание произведёт с тебя». Как здесь не вспомнить древнеримскую сентенцию: «Закон суров, но это – закон»…

Земские сыскные начальства Черномории строго надзирали за профилактикой пожаров в подведомственных округах. Например, 8 августа 1827 г. Таманское сыскное начальство предписывало Темрюкской сельской полиции: «…в ведомстве своем войсковым жителям строго подтвердить, чтобы они по настоящему летнему времени в знойные и ветреные дни отнюдь в печах не производили топки и готовили для себя пищу в отдаленности от дома, где никакая опасность не могла бы предвидеться от пожара… За неисполнение сего виновные подвергнут себя неизбежному законному взысканию».

Между тем, во исполнение предписаний Войсковой канцелярии, 17 мая 1825 г. пожарная команда Екатеринодара (30 казаков во главе с урядником) получила весь скромный по тому времени арсенал «технических» средств для тушения пожаров. Мы абсолютно солидарны с первым брандмайором Краснодарской городской пожарной команды (1920–1930), воентехником 2-го ранга А.А. Борчевским, который писал в своей книге «Краснодарская Краснознамённая пожарная команда. 100 лет существования и 5 лет советской работы» (Краснодар, 1926): «…дата 17/30 мая 1825 года является моментом учреждения в городе Екатеринодаре Пожарной Команды в том виде, в каком она понимается нами, т.е. в виде организации, поставленной на страже защиты населения от пожарных бедствий и оказания ему своевременной помощи, снабженной для этих целей необходимыми огнегасительными орудиями и приборами и обеспеченной надлежащими средствами передвижения». Аналогичного мнения придерживается и ветеран пожарной охраны Кубани В.К. Макаренко. К этому добавим, что 6 июня 1925 г. постановлением ВЦИК, в честь 100-летнего юбилея (!) Краснодарской пожарной команды и в ознаменование «самоотверженного, упорного труда, широкого и смелого почина, мощного организационного размаха, неусыпного рвения, блестящей плодотворной деятельности», она была награждена орденом Трудового Красного Знамени. Накануне этого события, 16 мая 1925 г., за подписями заведующего Кубанским окружным отделом коммунального хозяйства Н. Проскурина, председателя Кубанского окружного правления Союза работников коммунального хозяйства А. Абросимова и брандмайора Краснодарской городской пожарной команды А. Борчевского были разосланы приглашения следующего содержания:

«…В мае месяце сего года исполняется 100 лет со дня организации Пожарной Команды в г. Краснодаре и 5 лет существования ее при Советской власти. Считая, что указанное событие, как имеющее большое историческое значение в деле развития пожарной охраны на Юго-Востоке России вообще и в г. Краснодаре в частности, не может пройти не отмеченным, Кубанский Окружной Отдел Коммунального Хозяйства и Кубанский Окружной Союз Коммунработников, организуя 30-го и 31-го мая сего года торжественное празднование столетнего юбилея Краснодарской Городской Пожарной Команды, просит Вас пожаловать на указанное празднество, а именно: 30 мая в 7 часов вечера в здание по ул. Красная, 27 (Кино «Мон Плезир») торжественное заседание с участием представителей партийных, советских, профессиональных и общественных организаций:

  1. исторический обзор 100-летнего юбилея существования Пожарной Команды и отчёт о 5-летней Советской работе;
  2. приветствия, подношение адресов и пр.;
  3. чествование Героев Труда Пожарной Команды и
  4. концертное отделение.

31 мая в 10 часов утра на Красной площади (у бывшего войскового собора) Парад частям Краснодарской Городской Пожарной Команды, вручение знамен и смотровое учение. Делегациям, прибывающим из других городов, будут обеспечены свободные номера и общежития в Советских гостиницах».

Полагаем, что приведённые фактические данные, а также позиции авторитетных исследователей истории пожарного дела на Кубани, с которыми мы безусловно солидарны, позволяют констатировать следующее: датой организации пожарной команды в Черномории (на Кубани) следует считать 17 мая (по новому стилю – 30 мая) 1825 г., а, следовательно, в 2011 г. исполнилось 186 лет пожарной службе Кубани. Впрочем, как уже отмечалось, у авторов «Летописи пожарной охраны Краснодарского края» и Управления МЧС по Краснодарскому краю есть свое мнение на этот счет, далеко не безупречное с точки зрения исторический реалий и юридического обоснования.

Часть II

Становление пожарной охраны Екатеринодара
(1825 – 1842)

Через два года после организационного оформления Екатеринодарской пожарной команды, 26 апреля 1827 г. император Николай I соизволил Высочайше утвердить «Положение об управлении Черноморского войска», в § 71 Главы IV «О Полиции» которого отмечалось: «Под особенным смотрением Полицмейстера должна находиться Градская Полиция, тюрьма и пожарная команда в городе Екатеринодаре».

К 1831 г. был накоплен определённый опыт в деле обеспечения пожарной безопасности в столице Черноморского казачьего войска, о чем свидетельствует рапорт екатеринодарского полицмейстера в Войсковую канцелярию от 7 апреля. В нем, в частности, констатировалось, что «город Екатеринодар строением домов умножается и обширность оного составляет теперь в окружности не менее 11 вёрст, поэтому где в отдалённости в городе пожар случится, то с пожарным инструментом при испорченности разбитием по улицам дорог от ненастных погод, поколе можно достигнуть к месту пожара, то легко может не только сгореть зажжённый дом, но и другие могут быть подвергнуты тому же жребию, как строения в сем городе вообще почти покрываются камышом и к развитию пламени представляют самую лучшую удобность и отнимает всякий успех к утушению пожара, противу чего действия огнегасительного инструмента совершенно не может иметь успеха». Далее полицмейстер обращает внимание Черноморской администрации на то, что «по примеру прочих городов, нужно иметь в Екатеринодаре огнегасительных труб больших – 1, двуручных – 4, поднаручных – 4 с потребным числом инструментов, повозок и лошадей, и поставить оный по усмотрению: прямо полиции и в двух местах города, а пожарную команду составить на три смены из наилучших наисовершенно способных к военной службе и здоровых собою казаков, с приличным числом к ним чиновников». Кроме того, отмечалось, что для хранения пожарных инструментов необходимо устройство сарая, для лошадей – конюшня, а для пожарных служителей – дом (понадобилось несколько лет, прежде чем были построены указанные строения).

Помещение полиции, располагавшееся на углу современных улиц Красноармейская и Советская, отмеченное на плане г. Екатеринодара 1818 г., к 1830-м годам пришло в совершенную ветхость. 7 апреля 1831 г. полицмейстер города обратился в Экономическую экспедицию Войсковой канцелярии с ходатайством о капитальном ремонте строения. Однако вместо ремонта, Войсковая канцелярия посчитала нужным отстроить новый комплекс помещений для полиции на углу современных улиц Красная и Мира (в настоящее время – Главное управление внутренних дел г. Краснодара). Не были забыты и проблемы пожарной команды. 5 сентября 1838 г. полицмейстер докладывал в Войсковую канцелярию, что «в Градской Полиции слушали рапорт смотрителя пожарного инструмента Бурноса, коим доносит, что находящаяся вышка при сей полиции, занимаемая казаками пожарной Команды, пришла в крайнюю ветхость так, что хотя невеликий ветер и даже без ветра невозможно быть на оной караульному», и просил о строительстве новой вышки.

Основные постройки на «новом полицейском дворе» были завершены к 1836 г. (здание полиции было принято актом в июне 1834 г. и тогда же был приобретён в Харькове пожарный инструмент для команды: труба «большого разбору» на летнем ходу с двумя кожаными рукавами, труба «среднего разбору» с такими же рукавами, труба «меньшего разбору» с рукавом, на общую сумму 1200 руб. серебром, а также 4 бочки на летнем ходу и 20 железных водоносных вёдер). 22 февраля 1835 г. было закончено строительство навеса для пожарных инструментов; в январе 1841 г. была построена и освидетельствована «казарма для пожарных служителей и караульных казаков», причем на её строительство, а также «кладовой при Екатеринодарской Градской полиции», было израсходовано 2550 руб. 79 коп. А вот на строительство пожарной вышки (каланчи) в «новом полицейском дворе» ушло целых 10 лет!

Как писал А.А. Борчевский в своей книге, «с этого времени для пожарной команды отводится особый двор на углу Красной и Екатерининской улиц, производится постройка досчатых помещений для конюшен и пожарного обоза и строится первая деревянная каланча…». К 1839 г. на постройку пожарной каланчи еще не было заготовлено ни одного бревна, в 1840 г. строительный лес был заготовлен, но израсходован на другие нужды. В рапорте полицмейстера от 17 февраля 1843 г. указывалось, что «вышка при старой полиции пришла в совершенную гнилость…, а новая, хотя и начата постройкой, но по неизвестной причине приостановлена с давнего времени». 29 февраля 1844 г. смотритель войсковой мастеровой сотни хорунжий Петренко докладывал, что «вышка постройкою совершенно уже окончена», однако только 25 апреля 1848 г. отставными есаулами Барилко и Щербиной был составлен акт о постройке и приёме «вновь при полиции города Екатеринодара вышки». Она находилась в эксплуатации вплоть до 1896 г., когда её разобрали и возвели новую из кирпича, причем она одновременно играла роль водонапорной башни городского водопровода. Каланча была заметным объектом Екатеринодара, и владельцы различных заведений города в своих объявлениях часто указывали – «на Красной, против пожарной вышки». По словам А.А. Борчевского, «с возникновением каланчи, в пожарной команде был заведен из числа рядовых пожарных казаков трубач-горнист, обязанности коего заключались в следующем: при возникновении пожара, если ветер дул в сторону города и ставил тем самым под угрозу целость всего города, то трубач с каланчи трубил об опасности и все жители обязаны были стремиться к месту пожара для его тушения; когда же ветер дул в сторону от города, то трубач выезжал на обозе и дорогой играл сигнал, обозначавший, что опасность городу не угрожает, а потому все жители могут оставаться дома. Этот порядок сохранился до 70-х годов» XIX столетия.

Чертеж каланчи Чертежи деревянной каланчи Чертежи деревянной казармы

Чертежи деревянной каланчи и казарм в Екатеринодаре

Что касается личного состава пожарных, то, как следует из отчета екатеринодарского полицмейстера за 1835 г. «О состоянии городских полицейских команд и пожарной части в городе Екатеринодаре», к этому времени произошли некоторые изменения. Так, «к пожарному инструменту поступают из городских жителей, отбывающих гражданские повинности – 30 казаков и при оных отставной офицер – 1 и урядник – 1. Пожарные инструменты состоят из огнегасительных труб на летнем ходу – 4, бочек с тачками – 8, крючков железных – 10, вил таковых – 2, вёдер железных – 20, лошадей с упряжью – 25. Сверх оной команды, десятников из неслужащих, но отбывающих внутреннюю по городу службу – 18». Примечательно, что при такой организации пожарной службы, как следует из отчета «О важных происшествиях» за тот же год, в Екатеринодаре произошло только три пожара: «31 марта сгорел дом казака Степана Андрусенко», «25 августа сгорела будка есаула Дмитрия Глинского» и «1 октября сгорел дом казака Григория Кондратенко».

К концу 1830-х годов в полном объёме не была осуществлена реорганизация пожарной службы в Екатеринодаре, на чём настаивал полицмейстер города в своем рапорте от 7 апреля 1831 г. В «Книге Екатеринодарской Градской полиции на 1839 год» содержится реестр на 14 страницах всех пожарных инструментов и лошадей, находящихся в ведении пожарной команды: пожарные трубы на летнем ходу – 4, бочки на летнем ходу (бочечный ход) – 4, полубочки с тачками – 4, кадок – 11, вёдер – 20, а также вилы, топоры и ломы. При команде числились 23 лошади 15-17 лет. Однако для противопожарной безопасности города этого было явно недостаточно.

С целью оптимизации деятельности администрации сельских поселений, в том числе и в противопожарной сфере, 2 мая 1830 г. Войсковая канцелярия утвердила «Правила для куренных управлений, учрежденных сообразно Высочайшему положению, как должны поступать в отправлении должностей куренные атаманы и судьи с Войсковыми жителями», основанные на «Положении об управлении Черноморского войска» от 26 апреля 1827 г. Главная роль в предупреждении пожаров отводилась десятским. В § 4 «О десятских» указывалось, что они «избираются для того, дабы чрез них всякое местное управление могло действовать и открывать все происшествия и беспорядки. …В отвращение пожаров более всего десятские наблюдают, чтобы у каждого хозяина трубы были опрятные, хорошо вымазаны и очищены каждонедельно; золу выносить с осмотрительностью, чтобы по нечаянности не было огня. Если же где-либо случится пожар и откроется, что оный произошел от скапливания сажи или вынесенного огня, то десятский по расследованию подвергается вместе с хозяином законному взысканию». Особый акцент Правила расставляли на средствах пожаротушения. В § 15 «О пожарных инструментах» подчёркивалось, что они «должны быть учреждены по всем селениям, для сего подтверждается, чтобы оные были содержимы при управлениях в совершенной исправности и ежеминутной готовности, как то: бочка с водою, крючья, щиты и другие принадлежности так, чтобы без малейшей медленности можно с оным явиться при случающихся пожарах и действовать без остановки. За нахождением всего сего смотреть Куренному управлению с Атаманом, ибо предмет сей есть к спасению человечества, а потому и должно обращать особенное внимание на исправность так, чтобы при обозрении земскими исправниками вверенных им округов, никакой неисправности не могло встретить, на которую возлагается усматривать за всею неисправностью, и доложить Войсковому Атаману и Канцелярии, как местному и Главному Начальству». Хотя и несколько витиевато, но смысл понятен: Куренное управление во главе с атаманом отвечало за профилактику пожаров и исправное содержание соответствующих противопожарных средств.

По сути, в сельских местностях Черномории, исходя из ежегодных отчетов земских сыскных начальств, постоянные пожарные команды сформированы не были. Так, в отчете Бейсугского сыскного начальства за 1838 г. указывается, что «пожарных команд постоянных нет, потому что пожарные инструменты состоят в ведении каждого куренного управления и на случай пожара употребляются к оному десятскими», причем за отчетный период на территории округа произошло только два пожара. Таким образом, нижнее звено административно-полицейской иерархии Черноморского казачьего войска в лице Куренного управления сельского поселения во главе с атаманом и десятскими, обеспечивало профилактику и предупреждение пожаров, а также их тушение силами местного населения в пределах вверенной им территории.

Следует отметить, что верховная власть не оставляла своим вниманием вопросы профилактики и предупреждения пожаров в Кавказском регионе. Так, 17 августа 1840 г. «Казённая Палата Государственных Имуществ» сообщала в штаб войск Кавказской линии и Черномории, что «в Высочайше утверждённом наказе чинам и служителям Земской полиции постановлено наблюдать:
1-е, чтобы огонь на открытом воздухе был разводим не в близком расстоянии от строений, мостов, пристаней и лесных дач, дабы от сего не мог произойти пожар;
2-е, чтобы проезжие, которым нужно разводить огонь, отправлялись с места где останавливались, непременно его погашали;
3-е, чтобы на основании изданных по лесной части постановлений, оказываемо было местному лесному управлению, или же когда леса принадлежат частным лесным владельцам, то им или управляющим их, – надлежащее содействие для охранения лесов от пожаров и предупреждения оных, предписанными по сему предмету мерами осторожности».

1 июля 1842 г. было утверждено новое «Положение о Черноморском войске», с целью дать ему «новое образование и упрочить благосостояние». Земли Черномории были разделены на три округа – Екатеринодарский, Таманский и Ейский. Особое внимание уделялось пожарной охране Екатеринодара: пожарная команда по-прежнему входила в состав полиции и подчинялась непосредственно полицмейстеру. Устанавливался новый штат команды: начальник команды (обер-офицер), с жалованьем 211 руб. 41 ½ коп. в год; урядник при нем, с жалованьем 10 руб. 30 коп. и приварочных 5 руб. 21 ½ коп.; брандмейстеров – 2, с жалованьем по 71 руб. 50 коп.; их учеников – 4, с жалованьем по 25 руб. 75 коп. и приварочных по 5 руб. 21 ½ коп., а также 40 казаков внутренней службы: пожарные урядники – 2 и пожарные казаки – 38, с «содержанием на общих со всеми военнослужащими (нижними чинами) основаниях». Всего – 48 человек.

Положением детально регламентировался перечень пожарных инструментов и лошадей:

  • большая заливная труба с двумя заборными, двумя поливными рукавами и двумя медными стволами – 1;
  • малые двуручные трубы – 2;
  • чаны – 3;
  • бочки – 9;
  • багры большие и малые – 5;
  • щиты войлочные – 9;
  • швабры пеньковые – 6;
  • топоры большие и малые – 9;
  • ведра железные – 18;
  • фонари – 3;
  • лестницы подъёмные – 3;
  • лопаты железные – 6;
  • кошки с верёвками – 3;
  • ломы – 3;
  • ходы под чаны, бочки, багры, вилы и прочее («багровый ход», «бочечный ход») – 6;
  • линейки для возки служителей на пожар – 3, лошадей под трубы – 9, под ходы и линейки – 27, верховая лошадь для брандмейстера – 1;
  • флагов сигнальных – 9; фонарей сигнальных – 9.

Ежегодно на ремонт пожарных инструментов и обоза отпускалось по 294 руб. 14 коп.

Поскольку к числу главных задач Войскового правления, согласно «Положению о Черноморском войске», относилось руководство полицией, оно распорядилось провести ревизию всего наличного пожарного инструмента в городе. В апреле и июне 1843 г. такая проверка была полицией осуществлена, причем в ходе последней было установлено, что пожарные инструменты «все от давнего употребления неспособные», а четыре пожарные трубы «при апробации оказались вовсе не годными». С целью устранения выявленных недостатков, в ноябре 1843 г. в Москву был командирован по «войсковым надобностям» полковник Я.Г. Кухаренко (в 1852–1855 гг. – исполняющий обязанности атамана Черноморского казачьего войска) с поручением приобрести необходимый пожарный инструмент. 13 января 1843 г. он сделал заказ в Московском пожарном депо, а 31 июля 1844 г. московский брандмайор Тарновский сообщил правлению Черноморского казачьего войска, что «изготовленные во вверенном мне пожарном депо для Екатеринодарской градской полиции огнегасительные трубы, повозки, разные инструменты и вещи, а также конская упряжь (по освидетельствовании их 27) сданы подрядчику Мценскому ямщику Н.Ф. Измайлову для доставления в г. Екатеринодар».

Следует сказать, что ещё 13 апреля 1812 г. в Москве и С.-Петербурге были созданы «Пожарные депо» с мастерскими, в которых должны были изготовляться «всякого рода и звания огнегасительные инструменты для рассылки по всем губерниям». Из губернских городов в депо направлялись по три человека для обучения, по возвращении на места они налаживали у себя изготовление подобных инструментов и обучали этому искусству других. Однако в Черноморском войсковом правлении в 1844 г. не нашлось денежных средств, чтобы направить в Москву пожарного служителя для «научения действия пожарным инструментам». Пришлось оставить полковнику Я.Г. Кухаренко для учёбы в первопрестольной находившегося с ним в командировке урядника Белого. В целом же, можно признать, что пожарная команда Екатеринодара находилась на достаточно высоком уровне, придерживаясь эталонов, установленных пожарными властями обеих столиц. Справедливости ради заметим, что существует и другое мнение на этот счет. Так, первый брандмайор Краснодара А.А. Борчевский в 1926 г. писал: «Пожарный обоз этого периода (1825–1850 гг.) представлял собою простые, на деревянных осях сомнительной прочности повозки, один внешний вид коих не мог, на наш взгляд, внушить веры в солидность организации самой войсковой команды и в надежность располагаемых ею „огнетушительных средств и технического оборудования” и не создавал уверенности в оказании ею своевременной и надёжной пожарной помощи. Современникам же обоз, несомненно, казался достаточно сносным». Полагаем, в этих словах больше субъективизма и лукавства, далеких от объективной оценки.

Не секрет, что на заре становления Советского государства было принято подвергать критике реалии монархической эпохи России, закрывая глаза на состояние дел текущих: не всё было так безоблачно в повседневной деятельности государственных институтов страны Советов и, в частности, в пожарной отрасли. Так, в мае 1922 г. заведующий отделом коммунального хозяйства Кубано-Черноморского облисполкома Терновой, в чьем ведении находилась пожарная служба региона, докладывал в Наркомат внутренних дел: «…В большей части поселений, крупных по размеру административному и экономическому значению, Пожарной охраны нет. Лишь в некоторых существуют жалкие остатки когдато удовлетворительно поставленных Пожарных обозов и Команд (выделено нами. – авт.). Всё ухудшающееся финансовое положение местного хозяйства грозит уничтожить и эти последние остатки: содержать Пожарную команду нет средств. Налицо острая необходимость поддержать и сохранить оставшиеся элементы Пожарной охраны, хотя бы там, где они не окончательно погибли». Тот же А.А. Борчевский, в докладе к съезду работников коммунального хозяйства Кубанского округа Северо-Кавказского края 1 декабря 1924 г. с горечью констатировал: «Пожарными органами в период 1920–23 гг. была проявлена определённая настойчивость в организации пожарной охраны населенных пунктов, было организовано до 40 станичных Команд с постоянными людским и конским составами, но перевод расходов по содержанию пожарной охраны на местные средства все соизвёл на нет. Сам Пожарный отдел, под давлением тех же обстоятельств, вынужден был сократиться буквально до оставления одной вывески, а потому проявить себя в должной мере совершенно не мог. Таким образом, положение пожарной охраны Кубанского округа вследствие указанных причин, пришло в первобытное состояние почти полного отсутствия её на месте, особенно в сельских местностях». Следовательно, сравнивая состояние пожарной охраны в Черномории в 1840-х годах с пожарной охраной Кубани 1920-х годов, логично было бы отдать пальму первенства первой, приняв во внимание и тот факт, что при финансировании обоих из местного бюджета, администрация Черномории прилагала все усилия для поддержания пожарного дела в регионе на должном уровне, в отличие от властей советской Кубани.

Приказ Войскового правительства, а так же чертежи деревянной каланчи и казарм в Екатеринодаре, в хорошем качестве по кнопке Скачать.

Назар Ретов

Просмотров 713
Скачать
Содержание
Тема дня
Присоединяйтесь к нам
в сообществах
Самые свежие новости и обсуждения вопросов о службе